Алексей Ивакин - 7 дней в июне. Том 2[СИ]

Согласно реляциям генерала, генштаб ОДКБ планирует до конца лета разгромить силы Вермахт, а к декабрю освободить всю Европу, взяв Берлин не позднее 9 августа. Опять под даты норовят победы подогнать! Нет, что б о людях думать! Торопиться то нам сейчас некуда!

До конца года предполагалось сохранить и «особый порядок управления». Руководителям местных администраций передавалось право назначать в случае выбытия глав сельских и поселковых муниципалитетов, прерогатива назначения городских чиновников оставалась за областью. Теперь я смогу законно решить вопрос с райцентром.

Но, похоже, наша власть уже стала глядеться в зеркало истории. Выборы отменены не были. Просто, было решено, что они пройдут в определенные законом сроки: в единый день голосования 8 марта 1942 года…

Основными вопросами совещания были все же гражданские: запуск импортозамещающей промышленности, обеспечение населения, недопущения в ближайшую зиму продовольственного кризиса. По последнему вопросу специалисты будут ещё говорить завтра, но пока дано указание мобилизовать все ресурсы на обработку земли, сохранение и прирост поголовья скота… Сделаем, но природу не обманешь, год похоже будет трудный.

После совещания я зашел в отдел кадров обладминистрации, а затем в областной Минфин. В 17 часов, после краткого разговора с шефом отправился в обратный путь. Хотел ещё заскочить к другу моему Лехе, но созвонившись с ним, узнал, что он мобилизован. Причем не его навыки мотострелка полученные в ЗГВ, ни инструкторство по полетам на дельта– и парапланах не были востребованы. Его призвали валторнистом в наш гарнизонный оркестр. Военные уже вовсю готовились к парадам!

Так, без больших задержек, обгоняя грозовой фронт, мы, с порывами ветра и дождем влетели в свой райцентр, уложившись в аккурат за десять минут до комендантского часа. Вымотанный хмурой дорогой, придя домой, я заснул, даже не ужиная.

Эмигрант Пётр Михайлов. Где–то в окрестностях Кёнигсберга

Я никогда раньше не летал на аэропланах, и с интересом разглядывал окружающую меня обстановку. В кабине очень сильно сквозило. За стеклом кабины чернела непроглядная тьма.

— Скажите, а как мы долетим до цели, ведь ничего не видно — обратился я к пилоту, пытаясь перекричать шум мотора.

— Не беспокойтесь, я иду по приборам, к утру мы будем на месте — прокричал мне лётчик.

Оскара не волновали такие тонкости полёта, он уже спал, привалившись к стенке кабины.

Солнце встретило нас в воздухе, его лучи осветили проплывающую под нами землю.

Пилот озабоченно стал вертеть головой из одной стороны в другую, затем начал поднимать аэроплан вверх.

— Я не могу определить, где мы летим, здесь должна быть железная дорога, но я её не вижу. Попробую подняться выше, хотя это опасно, — прокричал нам пилот.

Увидев справа береговую линию, он кивнул нам, и, повернув аппарат на восток, крикнув:

— Вижу Хайлигенбайль! Но близко подходить не будем, иначе русская авиация и зенитки не оставят нам шансов!

С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.

Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.

— Долетели, — пилот улыбнулся. — Это был рейс в один конец.

Мы забросали аппарат ветками, и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья, и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение, напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трёхцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперёд.

— Не стреляйте, у нас нет оружия — закричал я.

Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.

Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали: — Стоять!

Мы остановились.

— Лицом на землю, руки в стороны.

Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закруглёнными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги, заставил меня шире раскинуть ноги. Всё это время они держали нас под прицелом своего оружия.

— Не стреляйте, мы представители руководства Германии и просим встречи с вашим командованием, — сказал я, поднимая голову над асфальтом.

— Смотри, русский, — произнёс один из солдат. — Ты что, власовец?

— Нет, я не власовец, я не знаю что такое власовец, — ответил я его ботинкам.

Пока длилась эта беседа, нас очень профессионально обыскали.

— Димон, они чистые

Нас подняли на ноги, и я смог вблизи рассмотреть своих пленителей.

Здоровенные парни в свободных зеленовато–расплывчатых блузах, они были все увешаны какими–то сумочками и коробочками, прикреплёнными к странного вида жилетам.

Я повторил своё сообщение:

— Мы требуем встречи с вашим командованием, это важно!

— Оп–па, а это что? — солдат ловко выхватил из кармана моего пиджака контейнер.

— Не открывайте его, там камуфлет, он может взорваться, — закричал я.

— Бомба! — закричал солдат и отпрыгнул от меня.

На нас уставились четыре карабина. Я понимал, что любое движение может вызвать стрельбу. Необходимо было срочно найти слова, понятные российским солдатам.

Вдруг я осознал, что мне надо сказать, чтобы меня поняли.

— Мы как Макс фон Штирлиц, из разведки, — я не стал уточнять из какой. — У нас секретное сообщение для премьер–министра Путина.

Солдаты продолжали внимательно смотреть на нас, но карабины опустили.

— Вы что, из Берлина? — спросил один из них.

— Да, вчера мы были в Берлине.

— И как там?

— Плохо, — вздохнул я.

— Это — хорошо, — ухмыльнулся один из русских.

Оскар понимал наш разговор и сохранял спокойствие. Крепости нервной системы лётчика мне оставалось только завидовать.

Мы подошли к редуту.

— Лейтенант, это разведчики из Берлина, их надо срочно доставить в штаб.

Приглядевшись к форме гостей из будущего, я заметил у всех маленькие тряпичные погончики. У лейтенанта погоны отличались наличием двух неприметных звёздочек.

По–видимому, в будущем, маскировке придают очень большое значение.

Подошедший офицер поднёс руку к кепи:

— Здравия желаю, лейтенант Звягинцев.

— Доброе утро, меня зовут Пётр Михайлов, рядом со мной, — я, запнувшись, продолжил. — Оберштурмбанфюрер Оскар Штайн, а это пилот самолёта, на котором мы прилетели, Пауль Ленски.

— Хорошо, господа, присаживайтесь здесь, сейчас я свяжусь со штабом.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — к нам подошёл мешковато одетый молоденький солдат.

— Разрешаю, рядовой Олейник — улыбаясь, сказал офицер.

Солдаты вокруг нас замерли, внимательно глядя на Олейника.

— Товарищ лейтенант, а вдруг это ниндзя. Мы их впустили, а они на стенки заскочат, и нам всем горло перережут?

Окружившие нас солдаты захохотали, это был настолько заразительный смех, что засмеялись и мы с Оскаром, а затем к всеобщему хохоту присоединился, ничего не понимающий, Ленски.

Первым смеяться прекратил офицер.

— Сейчас мы их накормим, а сытые, по стенам скакать не смогут.

Я смотрел на окружающих меня весёлых молодых мужчин и пытался понять их.

Для людей, употребляющих слова «господин» и «товарищ» одновременно, гражданская война всего лишь несколько строчек в учебнике истории.

Распотрошив большим охотничьим ножом зелёную целлулоидную упаковку, обыскивавший меня солдат, как оказалось мой тёзка, выложил перед нами кучу консервных банок и упаковок. Как и всё в армии, продукты оказались сытными, но невкусными.

Сев рядом с нами, местный Пётр спросил:

— Оскар, а ты Гиммлера видел?

Штайн выловив из каши кусок тушёнки, невозмутимо ответил:

— Я не только Гиммлера, я и Гитлера видел, правда, всё больше сзади. Меня всё время в оцепление ставили.

Я мог гордиться своим учеником, его русский был практически идеален.

— Сейчас за вами приедут, — сообщил лейтенант.

— У вас больше нет таких контейнеров? — обратился он ко мне.

— Нет, — соврал я.

Второй контейнер мы закопали недалеко от места приземления.

Присланный за нами конвой впечатлял. Танк с заострённой носовой частью и маленькой приплюснутой башней, две восьмиколёсные бронированные машины с такими же башнями как у танка. Нас посадили в небольшой фургон синего цвета. Больше всего в нём меня удивила сдвигающаяся вбок дверь. Приехавшие за нами были одеты тоже в пятнистую форму, но других оттенков. У них были ещё более короткоствольные версии карабинов, смотревшиеся несколько несерьёзно. В этих ребятах за версту чувствовался дух спецслужбы. Внимательно осмотрев и ещё раз, тщательно обыскав, нас вежливо засунули в фургон. Фургон был закрыт, и определить с какой скоростью мы едем, было невозможно. Через час машина начала тормозить, затем, судя по участившимся поворотам, мы въехали в город. Остановились мы в крытом гараже, из которого, нас по одному, начали выводить наверх.